Вряд ли Пушкинский старик был так огорчён пустым неводом, как я - полным рюкзаком.
"Когда Джорджа повесят, я стану худшим собиральщиком вещей на земле", или как там было -/
Не влезает Джойс.
Не влезает ещё много чего, но - ни дня без потоков сознания, да и не брошу же я Улисса))
Вытаскиваю с сожалением пижаму - говорю себе, что пора бы уже прекращать этот детский сад и что-то ещё про инфантильность, а спать можно в чём угодно(хм, наверное, там найдётся какая-нибудь другая пижама?*)) запихиваю на освободившееся место "Улисса" и делаю вид, что я очень взрослая и умная -)
Но осознание, того, какой ценой этот ирландец пробрался в мои вещи, не даёт ровным счётом никакого покоя, как не даёт его и оранжевая майка с хоккеистом, а вообще-то, просыпаюсь я, оранжевый и не должен давать покоя: красный, жёлтый, оранжевый - активные (круги леонардо да винчи и геринга, квадрат в круге, цветовое тело оставальда,теория динамического цвета - я это даже учила _ когда-то -), и ни слова о laissez-moi tranquille - о чём это я, впрочем..)))
Там идёт дождь(интересно, Даждь-бог, не от "дождя" ли)), и они надеются, что я привезу хорошую погоду. Что я привезу, так это Элиота, и ещё не известно, что хуже (дождь или сэр Томас Стэрнс -).
Деревянный человечек с безнадёжно опущенной головой и расправленными руками, сидя, на столе грусто болтает ногами в воздухе - ждёт лучшей участи? Опять рисуется? -) А я разыскиваю свои карандаши белые, треугольные, с простым грифелем, ищу блокнот, и не выпускаю из рук чашку чая, периодически заглядывая в записные книжки Камю.
В этом городе увидеть солнце в небе до полудня кажется совсем невозможным - по крайней мере, рассвет (который около половины четвёртого)) скрыт домами. Видно только светлеющее небо такого трогательно-нерешительного цвета, как будто оно само не знает - будет ли дождь(и оно будет серым) или солнце (соответственно, нежно-голубым и безоблачным*)) - ночные наблюдения -)
очень забавная манга
обратите внимание на имена *))
Russia, 1898.
In an age where empires are beginning to fall, some say Russia has truely never risen. Disillusion, curuption, and radical movements permiate through the masses. What becomes of a queen when her drones are beginning to awaken from their eternity of subordination?
Selka Ivanovich Buturlin, a noble youth born to a rich, country estate, has lived most of his life in confinement due to a congenital illness. Now eighteen, his life begins to change when his childhood friend, Vishen Akadievich Mikaelov, returns from St. Petersburg to court Selka's twin sister, Kiska. What will this impulsive, uninhibited, city elite have to offer Selka, Kiska, and the Buturlin family?